«Российская газета» об омулёвом вопросе и обычном браконьере из Бурятии Федеральное издание опубликовало «душевное» интервью с браконьером Серёгой, живущим на Байкале. Здесь о жизни рыбака и решениях чиновниках, экологии и горячем чае.

Общество 14 октября 2016, 09:20 3160
«Российская газета» об омулёвом вопросе и обычном браконьере из Бурятии
Arigus.tv публикует материал коллег из РГ без сокращений. Ночью от реки тянет туманом, от которого багровеют угли костра. Середина сентября, но на берегу стыло. Часа через два, ближе к рассвету, Серега сядет в лодку и поплывет снимать сети. С 20 августа вылов байкальского омуля запрещен повсеместно - рыба идет на нерест, но Серегу запреты не интересуют.  Я тоннами не ловлю, - говорит он, - от меня рыбы не убудет. Он действительно ловит не на продажу, а только для семьи. Есть в холодильнике рыба - он сидит дома, закончилась - едет. Серега - браконьер. Если бы он был, скажем, эвенком, мог бы получить лицензию и рыбачить без проблем, поскольку тогда его рыбалка как представителя коренных малочисленных народов Севера имела бы статус "традиционного вида жизнедеятельности". Но он русский, и совсем неважно, что его предки-казаки пришли сюда в тысяча семьсот каком-то году, что его деды и прадеды выросли на этой рыбе. Лет 5 назад, также в начале осени, Серега возвращался с рыбалки. Его остановили парни из ОМОНа, который время от времени приезжает из Улан-Удэ на Северный Байкал шерстить браконьеров. Тут же, на Серегиных глазах, изрубили его дорогие, капроновые сети (китайским барахлом он не пользовался), а ему за каждый пойманный хвост насчитали такой штраф, который Серега до сих пор характеризует словами "Да дохрена", и добавляет: "С ими ведь не договорисся". Чтобы выплатить штраф, ему пришлось брать кредит, который отдавал два года. Полулежа на сосновой подстилке, мы пьем красноватый чай из кружек-нержавеек. Я спрашиваю, знает ли он, что в конце августа в правительство Бурятии пришло письмо президента страны о сохранении популяции омуля и ограничении рыбалки на Байкале. Есть в нем и поручение руководителям субъектов Федерации "разобраться и дать свои предложения о целесообразности ограничения промышленной добычи, установления максимально допустимых объемов любительского лова". - Знаю, - отвечает не сразу Серега и надолго замолкает. Потом, когда я думаю уже совсем о другом, он говорит: - Может, и правильно, если запретят рыбалку. Омуля-то, сам видишь, меньше стало. А не рыбачил бы никто, так и я бы не лез никуда. ...Пленарный зал администрации Северобайкальска, где должны были состояться общественные слушания по поручению президента РФ "О предотвращении утраты популяции омуля в озере Байкал", был набит до отказа. Несли стулья из других кабинетов. Приехали депутаты города и района, представители общин коренных и малочисленных народов Севера, природоохранных и конт-ролирующих организаций, рыбаки, продавцы рыбных рядов. Впрочем, в том, что интерес к слушаниям был столь велик, нет ничего удивительного - как жить на Байкале и не ловить омуля? Чем тогда заниматься тому, кто рыбачил всю жизнь? Тому, кто перерабатывает и продает омуль? И что в конце концов Северобайкальск может предложить (взамен омуля) туристам и гостям города? Сходились в одном: традиционный лов омуля в том виде, в котором он существует сегодня, не мог нанести популяции рыбы значимого ущерба. Данные Госрыбцентра говорят о том, что сейчас в омулевой бочке 25-30 тысяч тонн всей биомассы омуля. Ученые из иркутского Лимнологического института считают, что омуля больше раза этак в 3-4. Между тем научно-учетных работ в этом направлении не проводилось с середины 1990-х, так что пойди разберись, кто прав. Все данные сильно разнятся. Председатель правления ассоциации КМНС (коренных малочисленных народов Севера) Северо-Байкальского района Галина Рогова считает, что не только на местах, но и в Москве не знают реальной картины: - На Бурятию ежегодно выделяется квота на вылов омуля представителями КМНС в размере 680 тонн, и вся она считается освоенной, в то время как мы вылавливаем не более 77 тонн в год. Если будет принято решение ограничить или даже прекратить вылов омуля полностью, это станет лишь однобоким решением вопроса. К слову, такое уже случалось в 1960-х, когда промышленный вылов омуля запретили на несколько лет. Одновременно создали и мощную базу по его искусственному воспроизводству (сейчас эти заводы дышат на ладан). Популяцию сберегли и даже увеличили. Но условные и реальные сроки получили тогда не один и не два человека. Все соглашаются, что добывать омуля в последние годы стало сложнее. Кто-то объясняет это тем, что рыба в поисках кормовой базы уходит на глубину. Но этот аргумент опровергается. Сети, выставленные и на 100, и на 200 метров ко дну, очень часто приходят пустыми. Причины уменьшения популяции носят большей частью техногенный характер. Работа очистных сооружений города и района оставляет желать лучшего, в реки сбрасываются стоки, вредные вещества, в которых многократно превышают все нормативы. Вода грязная, и в такие реки омуль попросту не идет нереститься. Миллион лет шел, теперь не идет. Если же заходит, то молодь, выросшая в таких речках, оказывается менее жизнеспособной. По той же причине гибнет основной корм омуля - байкальский рачок эпишура, который съедает все, что попадает в озеро. Но современная химия ему оказалась "не по зубам". Фосфаты и прочая неразлагаемая гадость глушат планктон как моровая язва. Рачка все меньше, меньше кормовой базы для омуля и прочей рыбы, зато водорослей и тины все больше. Гидроэнергетики на Ангаре увеличивают мощности ГЭС и считают прибыль. А еще и неконтролируемая вырубка лесов. В результате уровень Байкала за последний год упал на 40 см, оголяя места нерестилища байкальского желтокрылого бычка. Его молодью охотно кормится омуль, но теперь ему нечем кормиться. К тому же искусственным воспроизводством омуля на Северном Байкале никто до сей поры не занимался. Скажется ли эта совокупность причин на популяции? Ответ ясен. Другой вопрос в том, что зачастую нарушаются элементарные правила рыболовства и вылов ведется хищническими способами. К ним можно отнести вылов омуля неводом. Да, сам по себе такой способ рыбалки (при наличии разрешительной, разумеется, документации) не является каким-либо нарушением, все дело в размере ячеи невода. А на промышленных неводах, как говорят многие рыбаки, ячея такая, что помимо взрослой, промысловой рыбы, выцеживается вся биомасса от чуть подросшей, стограммовой молоди до малька. Естественно, сортировать рыбу и выпускать мелочь обратно в Байкал никто не станет, да и не выживет она (скорость притонения неводов катерами сейчас такова, что рыбу в лучшем случае калечит). Квота байкальских рыбодобывающих предприятий на вылов омуля превышает 150 тонн в год, и вряд ли кто-то возьмется сказать, сколько молодняка гибнет при таких объемах и способах добычи. А отнерестившийся омуль, которого ловят в громадных количествах, перегораживая сетями реки? Это не нерка и не чавыча, которая, раз отметав икру, погибает. Он может нереститься еще и еще раз, но, скатываясь с мест нереста обратно в Байкал, неизбежно попадает в сети, которыми перекрыты пути привычной миграции. Есть и еще факторы, которые так же негативно влияют на популяцию омуля на Северном Байкале. Объединить их можно одним емким понятием - отсутствием должного взаимодействия между всеми сторонами, которые вовлечены в процесс его добычи, переработки и воспроизводства. Так, скажем, в штабе, который создается для контроля за нерестом этой рыбы, нет представителей от Ассоциации коренных малочисленных народов Севера, то есть именно тех, кто кровно заинтересован в сохранении популяции байкальского эндемика. Кто живет рыбалкой, кормит рыбой свои семьи. Сегодня на Северном Байкале нет общества рыболовов, которое регламентировало бы любительскую рыбалку и связанные с ней аспекты. Скажем, нигде не указано, что ставить сети можно с размером ячеи в 32 мм (куда попадет только крупный омуль), но нельзя ставить сеть с ячеей в 20 мм. Все эти проблемы накапливаются год за годом. ...Светает. В костре шипит сырая валежина, которую бросили, чтобы не бегать по дрова. Серега, усевшись в "резинку", отталкивается веслом от берега. - Чай не выливай, говорит он, - приеду, еще хлебнем. Я киваю. Будут какие-то запреты или нет, но почему-то мне кажется, что рыбачить он не бросит.
29 марта