Письма с фронта

Герой Советского Союза Владимир Борсоев в письмах домой описал первые дни Великой Отечественной войны. Выставка «Письма с фронта» открылась в Этнографическом музее народов Забайкалья.

Обычно о событиях 22 июня 1941 года вспоминают по прозвучавшей в полдень того рокового дня речи министра иностранных дел Вячеслава Молотова. Именно он первым сообщил миллионам людей о нападении врага и начале страшной войны по радио. Но в ту эпоху техсредства связи были не везде, тем более в сельской местности. И для многих отсчёт военных дней и годов начался с почты. Этнографический музей народов Забайкалья совместно с Государственным архивом Бурятии открыл для посетителей выставку «Письма с фронта», посвященную празднованию 75-летия Победы в Великой Отечественной войне.

С места боевых действий

Сообщение Советского правительства о вероломном нападении фашистской Германии на нашу страну вызвало гнев и возмущение трудящихся Бурятии. 23 июня во всех цехах Улан-Удэнского паровозовагонного завода прошли митинги, где люди присягали на верность Родине, заявляя о своей готовности в любую минуту встать на ее защиту. В республике началась массовая мобилизация военнообязанных граждан, а также техники, лошадей и другого снаряжения в Красную армию. Всего за годы ВОВ в армию было призвано около 120 тыс. человек, включая тех, кто служил в армии накануне войны. Тысячи красноармейцев сражались в составе 46-, 152- и 109-й стрелковых дивизиях, 13-, 17- и 57-й танковых дивизий 16-й Забайкальской армии.

О первых днях участия в боевых действиях и первом ранении писал в своем личном дневнике Герой Советского Союза Владимир Бузинаевич Борсоев. Эти записи представлены на выставке «Письма с фронта».

Утром, в 6.00, выступили - мокрые, как мыши после дождя. Дождь льет беспрестанно. Грязи очень много, машины совсем не идут. Те, которые были у нас, все поотставали, и на дорогах стоят несколько машин, засевшие крепко-накрепко. Лошадей кормить нечем, все выбились из сил. Верховых еще можно на привалах и других стоянках подкормить травой, а артиллерийских и обозных совсем нечем. Вечером было сообщение о том, что противник находится в семи километрах от нашего поселка, а утром получили приказ о том, что противник еще далеко, в 25 км, и нам была поставлена задача занять и оборонять высоты. И мы двинулись, конечно, как всегда, с нашей русской беспечностью, без бокового охранения, даже не могли обнаружить немцев-наблюдателей, которые стояли во весь рост и наблюдали за нашим движением. В 14.00 вступили в бой с немецкими захватчиками в самом худшем положением для нас: во-первых, все командные высоты были в их руках; во-вторых, немцы пропустили наш авангард и ударили во фланг наших главных сил; в-третьих, вся наша артиллерия не была обеспечена снарядами.

Теперь о ходе боя. Я шел пешком с самого утра, несмотря на грязь и трудности. Жалко было ездить на лошади ненакормленной. Своему ординарцу Иванову приказал накормить лошадь травой и догнать колонну. Примерно в 11.00 получил приказ по колонне: «Командирам подразделений – в голову колонны!». К этому времени подъехал мой Иванов. Пока он подъехал, уже было 11.40, и я выехал быстро в голову колонны. Немного не доехал до комполка, встретился с комиссаром, старшим политруком, Березовским, и я ему доложил, что слева от нас, на кургане, во весь рост стоит какой-то человек – не противник ли? Только успел сказать ему все это, из-за кургана и тянущегося справа от него бугра вылезли танки противника, примерно 20-30 штук, и начали пальбу па нашей колонне. Здесь, в лощине, стоял наш автобатальон - порожние машины на привале. И, что присуще встречному бою, началась суматоха, пехота залегла кто как и где попало. Артиллерия развернулась для отражения атаки танков. Речь идет о подразделениях, двигавшихся в голове колонны главных сил. Остальные подразделения остановились на дороге. Всю дорогу занял наш обоз, главным образом, обоз пехоты. Несмотря на сильную грязь, автобатальон начал движение по всему полю. Молодцы, выехали все, за исключением одной подбитой машины. Я выехал назад для того, чтобы подтянуть задние батареи для стрельбы прямой наводкой по танкам, а батарея оказалась в самом хвосте, даже за транспортом, и ожидала, ибо старший лейтенант Боярчук ушел куда-то вперед. Вел батарею по посеву и по колено в грязи. Ехали до выхода на горизонт 1,5 километра. С трудом добрались до него, лошади не идут, на них даже не действуют разрывы мин и снаряды танковых пушек – до того лошади были уморенными.

На горизонте под ураганным огнем развернулись и сумели упряжки, и зарядчики отъехали назад метров на 150 отъехали и остановились под огнем противника. Но, к моему удивлению, они оставались невредимыми. Орудия встали не все, как надо. Однако орудие стана в лощинке, откуда нельзя было вести огонь прямой наводкой, пришлось лично самим помочь, чтобы вывести его из грязи. Когда вся артиллерия развернулась и начала вести огонь, танки противника остановились, дальше не пошли и с места вели огонь. Сначала противник, наверное, рассчитывал на беспорядочную панику, но глубоко просчитался – ни один командир и красноармеец не дрогнул.

О работе отдельных орудий. Орудие старшего сержанта Лустенко было обстреляно первым, причем все мины легли прямо перед орудием в 5-6 метрах, но орудийный расчет ни на одну минуту не дрогнул, вел огонь все сильнее и сильнее. После 50-минутного боя прямым попаданием в панораму разбило голову наводчику. К моему удивлению, он после 3,5-часового боя был еще жив и даже, когда я проходил мимо его, подложил руку под затылок, а лоб – весь разбит. После того как разбили прицельное приспособление, орудие Лустенко снялось и пошло в тыл.

Второе орудие работало тоже хорошо до гибели командира взвода - младшего лейтенанта Синадоса. Это был хороший парень – главный инженер по нефтебурению. Он погиб от прямого попадания пули в сердце. Почти в то же время убило командира орудия, остался расчет без командира, и стрельба приостановилась. Пришлось мне самому пойти к орудию, назначить командира и приободрить расчет.

Бой почти закончился. Время было около 17.00. Я приказал командиру орудия остаться на месте до прихода передка. Таким образом, из-под ураганного огня противника было выведены вглубь три орудия. Выведены из-за неимения снарядов – подвоз задержался. Владимир Борсоев

Послания домой

В годы войны именно почта стала связующим звеном между солдатами и их домом. Через письма родные люди обращались друг к другу, давали наказы и брали обещание не сдаваться и обязательно победить врага. Рукописные документы имели огромную нравственную силу и показывали историю Великой Отечественной войны глазами ее участников.

В экспозиции музея представлены письма погибших братьев-танкистов Алексея и Александра Козулиных родным, официальные письма тружеников тыла Сталину, письмо Ц. Доржиева в газете «Красное Знамя» с призывом работать по-стахановски, письмо-благодарность партизан трех районов Ленинградской области трудящимся БМАССР за отправленные подарки и другие.

Письмо братьев-танкистов Алексея и Александра Козулиных о защите своей Родины и народа, 17 ноября 1941 год.

- Здравствуйте, папа, мама и Мила! Спешу сообщить, что живу пока ничего, здоров, готовлюсь к грядущим боям за Родину. Жизнь протекает хорошо, весело, народу много, все веселые и молодые, так что скучать абсолютно не приходится. Саша тоже вместе со мной живет. А Иван не знаю, где: или там остался, или сюда приехал. Ну вот настало время нам стоять на защите своей Родины, дак уж постараемся постоять за свой народ и, если придётся - дак лечь, но зато недаром. Ну вы о нас не беспокойтесь и не думайте - все будем дома, еще увидимся и поживем. Вам сейчас крепиться и работать вдвое больше и все отдавать фронту. Ну вот и все, пишите, мы тоже будем писать, только уж как время позволит, так что не обижайтесь на наши письма. Ну все, всем привет, остаюсь здоров! Ваш Алексей Козулин.

Ну а я немного добавлю к Алексеевой писанины. Здоров, живем хорошо. Александр Козулин.