Двойное убийство в Клюквенной пади: О Казадаеве и странностях уголовного дела Напомним, двойное убийство жительниц Селенгинска произошло в 2002 году. Спустя 17 лет в убийстве обвинили двух бывших сотрудников.

Журналист Ариг Ус Артемий Ушаков с самого начала следил за ходом расследования, а теперь уже и судебными разбирательствами громкого дела о двойном убийстве 20-летней давности в Клюквенной пади. Напомним, на скамье подсудимых два бывших правоохранителя. Побывав на судебных заседаниях и лично пообщавшись с одним из обвиняемых, Артемий Ушаков делится своими наблюдениями и личным мнением с читателями Ариг Ус online.

Только ленивый в Бурятии не следит за тем, как идет суд о двойном убийстве в Кабанском районе. В августе 2002 года там обнаружили тела двух девушек. Причины смерти обоих установить не смогли даже эксперты. И вот спустя 20 лет на скамье подсудимых оказались бывшие сотрудники. В убийстве обвиняют Дмитрия Истомина и Евгения Инкина. Истомин в то время служил в охране (тогда ее называли ПЦО, затем ОВО). Инкин работал опером в милиции. И кстати, изначально сам принимал участие в розыске преступника(ов).

С Инкиным я имел возможность пообщаться лично. С ним записано большое интервью. Он уверял — не имеет никакого отношения к убийству. Мне он показался прожженным опером. Потому еще до того, как выпустить его интервью в эфир, я обратился к классному спецу по физиогномике. Это специалист, как в кино. Наблюдает за беседой и дает заключение — врёт собеседник или нет. Сам не раз убеждался — эта наука работает. Да и технику эту часто используют в экспертизах наряду с полиграфом.

Если упустить детали, вот, что сказал мой специалист: «Инкин не врет. Он не знает, какого вопроса от тебя ждать. Ему не комфортно. Но отвечая, он не врет».

Позже аналогичные заключения я увидел в материалах того самого уголовного дела. А там работал полноценный аккредитованный эксперт. Науке и логике я верю больше, чем самым пылким рассказам. Потому, думаю, бывший опер не врет. И наш с ним разговор я беру за отправную точку.

Инкин рассказал мне, как проводилось расследование уголовного дела. Как оперативники, в том числе из других отделов отрабатывали все прилегающие села. Но ничего не нашли. Хорошо бы этим словам нашлось и документальное подтверждение. Но дело оперативного учета значится утраченным. Вряд ли мы узнаем о том, как оно пропало и почему. Здесь законом предусмотрен режим секретности. Только для посвященных.

Однако Инкин рассказал. Его соседа по скамье подсудимых — Дмитрия Истомина тогда отрабатывали по полной программе. И в утраченном деле оперативного учета были материалы, подтверждающие алиби Истомина. И свидетельские показания его коллег.

Сейчас в суде эти коллеги дают другие показания. Тут помню, тут не помню. И от того не верится. Конечно, мало кто детально вспомнит события двадцатилетней давности. Даже из своей жизни. Но, допрос — это стресс. Особенно для законопослушного гражданина. В памяти должен отложиться.

Допустим, дело оперативного учета со всеми «За» и «Против» действительно пропало случайно. Но, это ведь всего лишь отчет о работе оперативников. В таких делах они собирают информацию для следователя. Тот для материалов уголовного дела. Почему же в материалах уголовного дела нет аналогичных документов? Здесь версия о повязанных между собой «ментах-оборотнях» начинает рассыпаться. Убийства не входит в подследственность МВД. Получается, или эти документы были и «испарились», или следователь плохо выполнял свою работу. Что маловероятно.

Теперь вспомним заголовки. Что-то вроде «Спустя 17 лет заговорила свидетельница». Допустим. Ее показания берут в оборот, и подсудимых мы имеем уже троих. К Истомину и Инкину присоединяется Попов. По версии следствия, вместе с Инкиным он участвовал в похищении и попытке утопить основную и тогда единственную свидетельницу двойного убийства. А как проверяли этого свидетеля? На полиграфе. А что он показал? Цитирую:

«Данные полиграфического исследования свидетеля Пономаревой: В ходе исследования с применением полиграфа в отношении гражданки Пономаревой не выявлены психофизиологические реакции, обусловленные ее информированностью об обстоятельствах, связанных с ее утоплением сотрудниками милиции, в том числе Инкиным Е.В. в октябре 2002 года».

А что по поводу информированности свидетеля об обстоятельствах убийства? Цитирую:

«Данные полиграфического исследования свидетеля Пономаревой: …Не выявлены реакции, свидетельствующие о том, что Пономарева обладает информацией о деталях лишения жизни Патеюк и Шекуновой <…>. Выявляются в ходе психологического исследования признаки сокрытия и искажения сообщаемой информации <…>».

И, тем не менее, ее показания берут за основу. Судя по материалам дела она их часто меняет. Последнюю версию рассказывает уже в суде: «Как было на самом деле». И от того, веры ее словам еще меньше.

Но тут спустя 20 лет аж из Иркутской области приезжает еще один свидетель. Прямо в суд. Женщина. Уже преклонного возраста. Говорит, видела троих. А именно Инкина, Истомина и Казадаева на УАЗе с синей полосой. На следующее утро после убийства, по данным свидетеля, они находились рядом с местом ее покоса. И как только они уехали, она нашла там тела убитых девушек.

Допустим, она действительно сразу побежала сообщать об этом в милицию. Допустим, правда, что там ее не стали слушать. Допустим, что узнав о деле из СМИ, через 20 лет она не могла поступить иначе и побежала сразу в суд. Но ведь ее показания должны были всплыть намного раньше. Ведь это женщина. А женщина — первый источник сарафанных новостей на селе во все времена. Думаю, если женщина найдет труп, молчать о нем она не будет. А на тех, кому она разболтала, не мог не наткнуться ни опер, ни следователь.

А что, если появилась она с одной целью — озвучить фамилию Казадаева? Ведь она ее озвучила, а Казадаев в суде так и не появился. Почему?

Мне видится одно объяснение. Если Истомина и Инкина признают виновными, должно появиться дело и на Казадаева. Тогда, Истомин и Инкин будут проходить в нем, как свидетели. При таком повороте, знают они или не знают, показания давать придется. У нас ведь предусмотрена уголовная ответственность за отказ в даче показания. И если в их приговоре будет написано, что Казадаев там был — это обстоятельство уже никто не оспорит. Говорить хоть что-то придется. Было бы что рассказать на самом деле.

Ждем, что скажут присяжные.

Мнение редакции может не совпадать с мнением автора

фото: архив Ариг Ус